Судьба драконов - Страница 37

Гвен понимала, что должна пожалеть мать, но, несмотря на усилия, она была не в состоянии. Новое состояние матери будет ей на руку. Теперь, наконец, Королева не станет ей досаждать, наконец, Гвен больше не должна жить в страхе из-за ее мстительности. До того, как это случилось, Гвен была уверена в том, что на нее станут давить со всех сторон, препятствуя ее встречам с Тором, что ее выдадут замуж за какого-нибудь кретина. Девушка спрашивала себя, неужели смерть отца на самом деле изменила мать. Может быть, она усмирила и ее.

Гвен сделала глубокий вдох и, подняв молоток, постучала в дверь, стараясь думать только о Кендрике, о своем брате, которого он очень любила, о брате, который сейчас был заперт в темнице.

Она снова и снова била о дверь молоточком, который громко раздавался в пустых коридорах. Ей казалось, что она прождала целую вечность, пока, наконец, дверь не открыла служанка, которая с опаской посмотрела на нее. Это была Хэрольд – старая няня, которая служила королеве, сколько Гвен себя помнила. Она была старше самого Кольца. Хэрольд неодобрительно посмотрела на девушку. Эта служанка была преданнее ее матери любого другого человека. Они были словно единое целое.

«Чего ты хочешь?» – резко спросила Хэрольд.

«Я пришла, чтобы увидеться с матерью», – ответила Гвен.

Во взгляде старой служанки читалось неодобрение.

«И зачем ты хочешь ее увидеть? Ты знаешь, что твоя мать не желает встречаться с тобой. И ты тоже ясно дала понять, что не хочешь ее видеть».

Теперь была очередь Гвендолин неодобрительно посмотреть на Хэрольд. Девушка снова ощутила растущую в ней силу отца. Она почувствовала себя менее терпимой по отношению к этим властным, авторитетным личностям, которые используют свое неодобрение по отношению к молодому поколению как оружие. Что дает им право ставить себя выше других людей, демонстрируя свое неодобрение всем и вся?

«Ты не имеешь права задавать мне вопросы, а я не обязана тебе на них отвечать», – твердо произнесла Гвен. – «Ты служишь королевской семье. Я – член королевской семьи, если ты забыла. А теперь уйти с дороги. Я пришла сюда, чтобы увидеться с матерью. Я тебя не спрашиваю, я тебе приказываю».

На лице Хэрольд появилось удивление. Несколько секунд она стояла, колеблясь, после чего шагнула в сторону и Гвен быстро прошла мимо нее.

Гвендолин вошла в комнату, где заметила свою мать, сидящую в дальнем конце. Она увидела осколки разбитых шахматных фигурок, которые все еще лежали на полу. Девушка удивилась, что мать оставила все в таком виде. И тут Гвен поняла, что вероятно, ее мать оставила эти шахматы здесь в качестве напоминания. Может быть, они служили напоминанием, чтобы ее наказать. Или, возможно, их спор повлиял на нее, в конце концов.

Гвен увидела, что ее мать сидит в своем изысканном желтом бархатном кресле возле окна. В ее лицо, лишенное макияжа, бил солнечный свет. На Королеве все еще был вчерашний наряд, а волосы выглядели так, словно за ними не ухаживали уже несколько дней. Ее лицо казалось старым и обвисшим, морщины появились даже там, где Гвен не замечала их раньше. Девушка с трудом верила тому, что ее мать так постарела со дня убийства отца – она едва ее узнала. Гвендолин почувствовала, каким тяжелым ударом стала для матери смерть отца, и, несмотря на все те чувства, что обуревали ее, она почувствовала к Королеве некоторое сочувствие. По крайней мере, у них было нечто общее – любовь к ее отцу.

«Твоя мать плохо себя чувствует», – раздался резкий голос Хэрольд, которая шла рядом с ней. – «Это не сыграет тебе на руку, если ты потревожишь ее сейчас – независимо от того, что ты пришла узнать».

Гвен развернулась.

«Оставь нас», – приказала она.

Хэрольд в ужасе уставилась на девушку.

«Я не оставлю твою мать без присмотра. Это моя обязанность…»

«Я сказала оставь нас!» – крикнул Гвен, указывая на дверь. Девушка почувствовала себя сильнее и жестче, чем когда-либо. Она на самом деле слышала власть голоса ее отца, проходящего через нее.

Должно быть, Хэрольд тоже это почувствовала, поняла, что перед ней больше не маленькая девочка, которую она знала. Она широко открыла глаза от удивления или, может быть, от страха. Нахмурившись, старая служанка развернулась и поспешила выйти из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Гвен пересекла комнату и закрыла дверь на замок. Она не хотела, чтобы какие-нибудь шпионы услышали то, что она собирается сказать.

Развернувшись, Гвендолин вернулась к матери. Королева не вздрогнула, не отреагировала, когда Гвен препиралась с Хэрольд. Она по-прежнему сидела, уставившись в окно. Гвен спрашивала себя, способна ли мать еще говорить или она всего лишь попусту тратит время.

Гвен опустилась на колени рядом с ней и, потянувшись, осторожно положила руку на руки матери.

«Мама?» – позвала она своим самым нежным голосом.

К разочарованию Гвен, ответа не последовало. Она почувствовала, как разбилось ее сердце. Не зная причины, девушка ощутила, как на нее накатила огромная грусть. И впервые в жизни по какой-то непостижимой причине Гвен почувствовала, что она в состоянии понять – и даже простить – свою мать.

«Я люблю тебя, мама», – сказала она. – «Мне жаль, что все это произошло. Мне действительно жаль».

Несмотря на все свои усилия, Гвен ощутила слезы на щеках. Она не знала, плачет ли она из-за того, что потеряла отца, или из-за потери шанса на отношения между ней и матерью, или из-за всего горя, накопившегося в ней со дня ссоры с матерью. Какова бы ни была причина, ее горе изливалось сейчас. Гвен не могла остановить слезы.