Годфри сделал глубокий вдох.
«Но, думая об убийстве нашего отца, я вспомнил тот день. И, размышляя о флаконе с ядом, которым пытались убить отца, мне пришло в голову, что вы проделали весь этот путь и по другой причине. Возможно, это не была всего лишь невинная прогулка. Может быть, вы приходили сюда по более зловещей причине. Чтобы получить нечто достаточно мощное, чтобы убить нашего отца. Может быть, варево ведьмы. Возможно, тот же самый яд, который якобы нашли в покоях нашего брата Кендрика», – сказал Годфри, который преисполнился гордости за самого себя из-за того, что смог собрать все это воедино, чувствуя небывалую уверенность в своих словах.
Произнося каждое слово, Годфри пристально наблюдал за Гаретом. Он заметил, как забегали глаза брата, как он пытается скрыть свою реакцию, но глаза не обманули – Гарет попался. Все, что сказал Годфри, было правдой.
«Ты – параноик, расточительный пьяница», – выругался Гарет. – «Ты всегда таким был. У тебя нет цели в жизни, поэтому ты выдумываешь небылицы про других. Я вижу, как ты пытаешься стать важным при помощи этих причудливых сказок, пытаешься стать героем в смерти нашего отца. Но ты им не являешься. Ты находишься на таком же дне, как и массы людей. На самом деле, ты находишься еще ниже, потому что у тебя был потенциал, чтобы стать кем-то большим. Отец ненавидел тебя, и ни один человек в королевстве не воспринимает тебя всерьез. Как ты смеешь пытаться обвинять меня в смерти нашего отца? Настоящий убийца находится в темнице – и все королевство знает об этом. И лепет из уст пьяницы не заставит кого-то передумать».
Судя по сверхрвению, с которым Гарет произносил свою речь, Годфри понимал, что брат нервничает. Он видел, что Гарет зажат в угол.
Годфри улыбнулся в ответ.
«Забавно, что королевство может поверить словам пьяницы», – сказал он. – «Когда тот говорит правду».
Гарет бросил на него сердитый взгляд.
«Если ты станешь клеветать на своего короля», – пригрозил он. – «Будь готовь предъявить доказательства. Если же у тебя их нет, я казню тебя вместе с Кендриком».
«И кого еще ты арестуешь?» – спросил Годфри. – «Сколько душ ты уничтожишь, пока все королевство не поймет, что я прав?»
Гарет покраснел, после чего внезапно проскочил мимо Годфри и, резко толкнув его в плечо, поспешил уйти прочь.
Годфри обернулся и наблюдал за тем, как брат уходит, пока тот не исчез в темном лесу. Теперь молодой человек был уверен. И настроен решительно, как никогда.
Обернувшись, Годфри бросил взгляд на тропинку, ведущую к поляне вдалеке. Он знал, что именно там находится домик ведьмы. Теперь он находился всего в одном футе от получения необходимого ему доказательства.
Годфри развернулся и поторопился по тропинке, едва не пустившись в бег. Он шел так быстро, как только мог, в то время как темнело небо и завывал ветер.
Наконец, прорвавшись через деревья, Годфри вышел на поляну. Пробежав по ней, он собрался уже постучать в дверь ведьмы, чтобы встретиться с ней и получить доказательство, которое ему нужно. Но, оказавшись на поляне, он замер на месте как вкопанный. Он не понимал. Годфри был на этой поляне и раньше, видел ее дом. Но сейчас поляна была совершенно пустой – здесь больше не было ни дома, ни вообще какого-либо здания, только одна сплошная трава. Пустая поляна была окружена корявыми деревьями, три из которых были красными. Неужели дом просто исчез?
В следующую минуту вспыхнуло небо и молния ударила в поляну. Сбитый с толку Годфри стоял и смотрел на поляну, спрашивая себя, какие же темные силы вовлечены в игру, какое же зло покрывало его брата Гарета.
Гвендолин стояла у покоев ее матери, подняв руку перед большой дубовой дверью, не решаясь постучать, схватившись за железный молоток. Она вспомнила тот последний раз, когда видела свою мать, какой ужасной была та встреча, вспомнила их обоюдные угрозы. Девушка вспомнила, как мать запретила ей снова видеться с Тором, вспомнила свою собственную клятву больше не встречаться с матерью. Они обе хотели получить желаемое – неважно, какой ценой. Таковы были их отношения. Гвен всегда была папиной дочкой, чем вызывала в матери гнев и ревность.
В тот день, покинув покои Королевы, Гвен была уверена в том, что больше никогда ее не увидит. Гвендолин считала себя толерантным человеком, способным прощать, но и гордости ей было не занимать. Этим она пошла в отца. И когда кто-либо ранил ее гордость, она больше не общалась с этим человеком – ни при каких обстоятельствах.
Тем не менее, сейчас она была здесь, держа в руках холодный железный молоток, готовая постучать в дверь, чтобы попросить у матери разрешения поговорить с ней и умолять ее о помощи в освобождении Кендрика из темницы. Гвен было стыдно оказаться в таком положении, усмирить себя и прийти к матери, снова с ней разговаривать и, что самое сложное, делать это из-за того, что ей нужна помощь. Она словно уступала матери, давая ей понять, что там победила. Гвен ощущала, что ее разрывало изнутри на куски. Ей хотелось быть где угодно, но только не здесь. Если бы дело не касалось Кендрика, она бы никогда не стала этого делать.
Несмотря на то, что сказала мать, Гвен никогда не передумает насчет Тора. А девушка знала, что Королева не отступит.
Но опять же, после смерти ее отца мать действительно стала другим человеком. С ней что-то произошло. Возможно, это был инсульт – или же что-то психологическое. Мать не произнесла ни слова с того рокового дня, пребывая в неподвижном состоянии, поэтому Гвен не знала, что ожидать. Возможно, ее мать даже не сможет с ней поговорить. Может быть, это всего лишь пустая трата времени.